От храмовой ризы до императорской короны, от скромного светского заказа до грандиозных творений мастеров, чьи имена вошли в историю, — это история превращения ремесла в искусство. Искусство, где каждый камень, каждая капля эмали — не просто украшение, а художественное высказывание, символ времени, отражение духа эпохи и величия империи.
От первых проб светского ювелирного творчества до блистательных шедевров современности — это путь, на котором роскошь обрела голос, а статус — неповторимый русский почерк. Почерк, которым мы восхищаемся и сегодня.
Добро пожаловать в мир, где золото говорит, а искусство — живёт.
От священного к светскому:
Эволюция русского ювелирного искусства в XVII–XVIII веках
На заре XVII века русское ювелирное искусство жило под сводами храмов и покоилось в сокровищницах Московского Кремля. Каждый штрих мастерской руки был подчинён божественному замыслу, каждая капля расплавленного золота — молитве. Ювелиры тогда были не просто ремесленниками, а творцами священного, чьи пальцы, казалось, касались самого неба.
Но ветер времени дул неумолимо. К концу столетия Россия устремилась навстречу новой эпохе. А вместе с ней — и её искусство — перешагнуло порог от храма к дворцу, от молитвы к параду, от символики к славе.
Эта история о том, как ювелирное искусство становится зеркалом эпохи — служит человеку и вере, передаёт настроение времени и отражает перемены, происходящие в обществе.
В начале XVII века душа русского ювелирного искусства пульсировала в Серебряной и Оружейной палатах Кремля. Здесь, в полумраке мастерских, при свете восковых свечей, мастера выстукивали молитвы на золоте, вырезали райские сады выемчатой эмали, сплетали из серебряной проволоки филигранные узоры, словно бы сотканные ангелами.
До восьмидесяти процентов работ создавались по заказу Церкви. Потиры и дарохранительницы — хрупкие сосуды, в которых хранилась вечность. Украшения для риз священников — знаки смирения, увенчанные пышностью. Оклады икон — не просто украшения, а двери в святость. Таков был, например, оклад Владимирской иконы Божией Матери — сияющий символ Божьей милости (рис. 1).
Рис.1
Оклад чудотворной Владимирской иконы Божией Матери. Изготовлен в 1657 г. по указу патриарха Никона из золота с изумрудами, алмазами и крупным жемчугом
Среди известных мастеров того времени — имя Гавриила Овдокимова звучит как гимн мастерству. Старший мастер Серебряной палаты, заслуженно получавший за труды не только золото, но и пшеницу, мясо и вино, он создавал вещи, в которых дух и металл сливались воедино. Его крышки рак, ковчегов с мощами святых Кирилла Белозерского (рис. 2) и царевича Дмитрия (рис. 3) — это не просто реликвии, а поэма в золоте и эмали. Оклад напрестольного Евангелия (рис. 4), подаренный царём Михаилом Фёдоровичем Троице-Сергиеву монастырю, — словно луч солнца, застывший в серебре.
Рис. 2
Крышка раки Кирилла Белозерского. Мастерские Московского Кремля, Серебряная палата, 1643. Мастер: Гавриил Овдокимов. Размеры - 198 х 72х 9 см.
Рис. 3
Крышка раки царевича Дмитрия (сын Ивана Грозный). Деталь. Мастерские Московского Кремля, Серебряная палата, 1628-1630 гг. Мастера: Гавриил Овдокимов, Павел Власьев, Дмитрий Алексеев, Василий Коровников, Тимофей Иванов, Василий Малосолец. Размеры - 158,5 х 70,3 х 4 см.
Рис. 4
Евангелие напрестольное печатное в окладе. Мастерские Московского Кремля, печать - 1632; переплет, оклада — 1632. Мастер: Гавриил Овдокимов.
Размеры - 42,5 х 27 см.
Середина XVII века — время, когда земля России начала открывать свои сокровища. На Урале вспыхнул зелёный огонь малахита, в Сибири зародились агаты, сердолики, яшма — камни, которые впервые пришли в русское искусство не из-за моря, а из недр родной земли.
Золотая и Серебряная палаты превратились в центры притяжения мастеров со всей Руси. Они приезжали из городов, принося с собой разные стили, традиции, видения. И постепенно — осторожно, как пробивающийся весенний росток — ювелирное искусство начало выходить за пределы храмов.
Оно проникало в быт, в жизнь людей. Братина со съёмной крышкой, выкованная в мастерских Кремля (рис. 5), — не просто сосуд для пира, а символ статуса, принадлежавший Евдокии Лукьяновне, супруге царя Михаила. Пуговицы — «ягодки» на одежде (рис. 6), серьги-двойчатки с жемчугом и янтарём (рис. 7), парадное оружие с инкрустированными рукоятками — всё это уже не служило Богу, а украшало человека.
Рис. 5
Братина со съемной крышкой, Россия, Москва, Мастерские Московского Кремля, 1601-1650 гг. Золото, серебро, драгоценные камни, чеканка, чернь, резьба. Принадлежала Евдокии Лукьяновне, жене царя Михаила Федорович
Рис. 6
Пуговица, Россия, 17 век. Музеи Московского Кремля
Рис. 7
Серьги-двойчатки (серебро, жемчуг, янтарь), 17 век. ГИМ
Мир менялся. И искусство не могло оставаться прежним.
Приход к правлению Петра I стал не просто сменой правителя — это был гром, расколовший старый мир. Церковь утратила своё монопольное влияние. Теперь центром власти, моды и искусства стал не храм, а царский двор, а столицей — не Москва, а новорождённый Санкт-Петербург, город, выстроенный на болоте, но задуманный как врата в Европу.
В 1700 году вышел указ — первый в истории России — о пробе золота и серебра. Теперь каждое изделие должно было нести клеймо, как печать доверия. Профессия «серебряных и золотых дел мастера» уступила место слову «ювелир» — европейскому, современному, модному.
Европейский стиль в одежде, введённый Петром I, заменяет традиционные наряды придворной модой — и вместе с ней появляются новые украшения: диадемы, запонки, броши, пряжки для обуви и шпаг. Ювелирное искусство становится частью имиджа, символом чина, статуса, принадлежности к новой элите.
В Петербурге появляются частные мастерские, которые открывают как русские, так и иностранные ювелиры из Германии, Франции, Швейцарии. Они привозят с собой не только технику, но и дух — дух Просвещения, науки, изящества.
Именно они передали русским мастерам технологию огранки бриллиантов — той самой, что превращает камень в сияющий огонь.
Именно в это время расцветает имя Андрея Овсова — создателя знаменитого нагрудного знака с портретом Петра I (рис. 8), где эмаль и алмазы слились в единую симфонию власти. Григорий Мусикийский — мастер миниатюрной эмали — написал на серебре «Плач Богородицы» (рис. 9). И в его работе религиозная тема зазвучала в новом, почти театральном ключе.
Рис. 8
Овсов, Нагрудный знак с портретом Петра I. Россия, начало XVIII века. Золото, серебро, алмазы, эмаль.
Рис. 9
Панагия "Плач Богородицы".Миниатюра: Санкт-Петербург, 1720 г., эмальер - Г. Мусикийский. Оправа: середина XVIII в. Серебро, драгоценные камни, чеканка, эмаль.
Табакерка с портретом Петра I (рис. 10) — подарок из Парижа, увенчанный миниатюрой Овсова — стала не просто безделушкой, а символом дипломатии, дружбы, власти.
Рис. 10
Табакерка с портретом Петра I. Париж, 1712-1713 годы, миниатюра — Петербург, 1727 год. Эмальер А.Овсов. Золото, медь, эмаль, гравировка
Рис. 11
Наградной ковш, 18 век, золото, 5 кг, Оружейная палат
Императорский двор задавал тон. Мода рождалась в Зимнем дворце. Украшения — не для молитвы, а для зрелища.
Коронация Екатерины II 1762 года — момент, вошедший в историю. Иеремия Позье создал Большую императорскую корону (рис. 12) — шедевр, в котором сияли почти пять тысяч бриллиантов и огромная красная шпинель, которую в те времена считали рубином. Это был не просто головной убор — это был символ империи, выкованный из света.
Рис. 12
Большая Императорская корона, И. Позье, 1762 год, Алмазный фонд
Рококо сменялся классицизмом — более строгим, гармоничным, с гирляндами, камеями и античными мотивами.
Яркий пример того времени — табакерки с миниатюрами Рокотова (рис. 13) и Левицкого (рис. 14), которые являются шедеврами не только ювелирного, но и живописного искусства. Это маленькие картины, вложенные в золото, — память, увековеченная в металле.
Рис. 13
Неизвестный художник, Табакерка с портретом императрицы Екатерины II (тип Рокотова), Середина XVIII в.
Миниатюра - кость, акварель, гуашь; табакерка - металл, эмаль, золото, перламутр, мастика, черепаха
Миниатюра: 3 см х 2,5 см; табакерка: диаметр – 7 см, высота – 3 см
Рис. 14
Табакерка, швейцарский мастер-монограммист LFT. Миниатюра - копия портерта Е. Орловой Д. Левицкого, художник: К. Колтеллини, ок. 1780-х гг., эмаль, золото, бриллианты, Государственный Эрмитаж
Рис. 15
"Тихвинская Богоматерь с предстоящими" в окладе в стиле раннего классицизма,
Г. С. Ратков, серебро 84 пробы, ручная чеканка, чернение, золочение, канфарение, гравировка, 33,5 см х 28,5 см, 1785 год
К концу XVIII века путь перемен был пройден.
Если в начале века высшим достижением ювелира было создать оклад иконы, где каждый листок растения — символ райского сада, то к концу века — это уже бриллиантовый букет от Позье (рис. 16), украшающий туалет императрицы, как переливы утренней росы.
Рис. 16
Большой букет Екатерины II, И. Позье, золото, изумруды, бриллианты, 1760 год
Но именно в этой напряжённости — между старым и новым, между верой и славой — и родился уникальный русский имперский стиль: европейская техника и русская душа, восточная пышность и западная строгость.
Ювелирное искусство перестало служить только небу. Оно стало говорить о земле — о величии, о власти, о стране, которая научилась сиять.
И с тех пор каждый бриллиант, каждый луч эмали в русских сокровищах — не просто драгоценность.
Это — отражение эпохи.
Это — свет, застывший в золоте.
Владелица галереи ювелирной скульптуры и пластики "ПРАКСИТ"
